Автор: Михаил Хазин

Этот текст представляет из себя обработанную лекцию, прочитанную автором на заседании политологической школы "Зимний Форос - 2006" в Новосибирске в январе-феврале 2006 года.

 

М.Хазин. Распад СССР и мировое разделение труда

 

Для понимания дальнейшего, необходимо несколько слов сказать о том, в каком смысле ниже используется слово «независимость» в приложении к экономике государства. Это не значит, что государство экономически не взаимодействует с другими, и даже то, что доля внешней торговли в общем экономическом балансе занимает скромное место. В этом тексте независимость (и, как не совсем точный синоним – самодостаточность) означает, что у экономики есть независимое от внешних факторов ядро, которое, во-первых, содержит все (или почти все, за исключением непринципиальных) отрасли экономики, во-вторых, во всех из них находится на передовых (или может выйти на них за достаточно ограниченное время) мировых позициях, и, в-третьих, может без ущерба развиваться достаточно существенное время даже в случае полного закрытия всей внешней торговли. Разумеется, в долгосрочном плане такая изоляция неполезна, однако в краткосрочной и среднесрочной перспективе она, для независимой экономики, не должна стать катастрофой. 
При этом роль внешней торговли может быть достаточно большой, например, именно она может обеспечивать существенное повышение жизненного уровня населения по равнению с изоляционным сценарием. В качестве примере можно привести США, которые уже довольно давно не производят носки и закупают их в Китае. С одной стороны это позволяет повысить жизненный уровень населения, с другой – носки не такой уж принципиальный товар, без собственного производства которого экономика прожить не может. Но в других случаях, для более важных отраслей, государство должно жестко отслеживать, чтобы импортные товары не разрушили их стабильное существование и развитие. Отметим также, что реально независимое государство не может не иметь независимой экономики, но обратное, вообще говоря, может быть и неверно.
В ранние Средние века независимым государством могло стать владение практически любого феодала. Сам он сидел в своем замке на холме, в одной его деревушке был кузнец, в другой – коновал (знахарь), в третьей – плотник. А добавочного продукта этих трех деревень хватало на то, чтобы наш феодал мог кормить небольшую дружину, с которой совершать набеги на соседнего, отбирая у того пару серебряных подсвечников, которые его отец отобрал у отца нашего лет за двадцать до того.
И в каждой его деревне было по одному мастеру, который делал по 4 телеги в год – одну телегу за три месяца. И этого количества как раз хватало для удовлетворения потребностей всех жителей «государства», принадлежащего нашему феодалу. Так продолжалось из года в год, из десятилетия в десятилетие, пока в какой-то момент, три наших тележных мастера не встретились случайно в церкви и не решили разделить обязанности – один будет делать колеса, другой – кузов, а третий – передок (в который лошадь впрягают). И после такого разделения они все вместе стали за три месяца делать не три, а аж целых четыре телеги!
И что с этой четвертой телегой делать? Населению нашего «государства» из трех деревень она, по большому счету, не нужна. Можно, конечно, ее кому-нибудь подарить, но как компенсировать затраченные материалы? Можно попытаться оставить «про запас», но куда складывать эти телеги, когда их станет достаточно много? Можно, наконец, ее просто не делать, а в свободное время отдыхать или молиться. Проблема только в одном. Кто-то из феодалов все-таки свою «лишнюю» телегу куда-то за пределы своего «государства» продал, а на вырученные деньги его мастера купили железо и научились делать металлические рессоры – из-за чего их телеги стали куда более популярными.
В этой ситуации наш феодал просто вынужден готовить свою дружину к походу – но не ради того, чтобы бессмысленно тешить удаль молодецкую, а для того, чтобы «впарить» свою лишнюю телегу подданным своего соседа, чье «государство» в результате этого процесса становится уже не совсем «независимым». Поскольку собственное производство телег в нем становится нерентабельным и соответствующую отрасль его «экономика» теряет.
Если описать приведенную выше романтическую историю с экономической точки зрения, то можно отметить следующее. Во-первых, углубление процесса разделения труда приводит к повышению производительности труда. Во-вторых, это повышение автоматически требует увеличения объемов рынков сбыта. [Слово «автоматически» в данном контексте не означает нечто напрямую приводящее к необходимости увеличивать рынки сбыта. Ведь как автор сказал выше, в результате повышения производительности труда тележные мастера могут делать четвертую телегу, а могут отдыхать. В этом выборе суть принципиальной разницы между капитализмом и, не хочется говорить социализмом, скажем лучше «государственной экономикой». Капиталист покупает рабочую силу (феодал ей владеет по наследству или получает в дар от вышестоящего феодала), и капиталист заинтересован выжать из этой рабочей силы максимум прибыли. Если он не будет выжимать максимум прибыли, он разорится, так как второй капиталист выжмет максимум, что позволит ему продавать свои товары дешевле, захватить рынок первого капиталиста. Остановить эту гонку на выжимание соков из рабочих может только государство. Вся история 19 и 20 веков – это борьба наемных работников за восьмичасовой рабочий день вместо ранее установленного 12-ти часового. Без поддержки государства эта борьба обречена. Поэтому в 19-20 века начинается переход от «рыночной экономики» к «государственной экономике», когда государство-правительство устанавливает основные правила поведения на рынках в интересах своих избирателей. Сейчас мы наблюдаем контраступление «рыночной экономики», связанной с образованием открытого мирового рынка и господством транснациональных корпораций. Если бы «государственная экономика» продолжала наступление на рынок, то сейчас можно было бы вводить 7- и 6-часовой рабочий день и уменьшать пенсионный возраст, так как за последние десятилетия произошло резкое повышение совокупной производительности «трудовой деятельности» (в это понятие я вкладываю не только собственно производительность рабочего у станка, но и сокращение издержек на организацию производства, на организацию продаж и все другие аспекты деятельности) благодаря внедрению электроники, интернета, новых материалов и технологий. В близкой мне области работы с текстом (журналистская деятельность, редактирование, типографская деятельность) производительность труда выросла раз в пять-десять, не меньше. Поэтому задача нового правительства России перейти в контрнаступление на «рынок» и сократить рабочий день и пенсионный возраст.] В-третьих, потеря своих рынков ведет к быстрой утрате независимости, а отказ от их увеличения – к медленной, поскольку утрачивается ресурс для технического совершенствования.
Разумеется, описанные выше процессы в реальности значительно сложнее. Например, наш феодал может обнаружить под холмом, на котором стоит его замок, месторождение железа, за счет которого компенсировать нехватку внешних рынков для продукции своего государства, он может ограбить соседний монастырь или купеческий караван и так далее, однако на общей тенденции это принципиально не отразится.
Если обратиться к реальной истории, то к началу ХХ века объем рынка, который было необходимо контролировать по настоящему независимому государству, составлял где-то около 50 миллионов потребителей. В этот момент в Европе осталось только 5-6 реально независимых, имеющих самодостаточную экономику, государств. Российская империя, Германская, Австро-Венгрия, Франция, Великобритания и, возможно, Испания. Все остальные страны не были независимыми в том смысле, что для обеспечения своим гражданам нормального и адекватного мировым лидерам потребления они неизбежно должны были присоединиться в качестве сателлитов или «младших» партнеров к объединениям, возглавляемым одной из перечисленных стран. Собственно говоря, даже сами эти страны понимали сложность ситуации и некоторые из них объединялись друг с другом (правда, на основе равноправного партнерства) с целью усилить собственные экономики.
К середине ХХ века объем рынков, который было необходимо контролировать стране для обеспечения самодостаточной и развивающейся экономики, достиг величины порядка 500 миллионов человек. В этот момент по настоящему независимыми и лидерами крупных межстрановых объединений, могли быть не более 2 государства. Их и было два: СССР и США. Отметим, что Китай и Индия на тот момент можно было не принимать во внимание – они не были потребительскими рынками в современном понимании этого слова, их экономики во многом носила натуральный характер.
Однако мировая экономика продолжала развиваться и к концу третьей четверти ХХ века объемы рынков, необходимые для нормального развития самодостаточной экономики достигли величины порядка миллиарда человек... [Это утверждение достаточно спорно хоты бы потому, что трудно сказать, что надо понимать под «самодостаточной экономикой». Транснациональные корпорации – это «самодостаточные экономики» или нет? Я склонен считать, что утверждение Хазина о «миллиарде» неверно, потому что повышение производительности труда позволяет уменьшать размер минимального рынка. Например, для описанных выше изготовителей телег разделение труда может состояться не по мастерам, а по станкам одного мастера, сегодня он делает колеса, завтра – оглобли, или по мастерам разных феодалов при торговле между ними. Здесь Хазин не совсем глубоко подумал или не до конца обосновал. Как инженер я вижу логическое противоречие в этом заключении в том, что тогда при следующем технологическом цикле «самодостаточной экономике» не будет хватать населения Земли, что абсурдно. Естественно, существуют минимальные размеры экономики, обеспечивающей создание высоких технологий, научную деятельность и разнообразие культурных явлений, но эти размеры зависят от многих факторов, например, от успешного сотрудничества государств, от выбранной модели развития. В общем, здесь есть предмет для анализа.] И стало понятно, что в мире (разумеется, при сохранении парадигмы мирового развития, условии, как понятно сегодня, не такого уж тривиального) может остаться только одно независимое государство. Как это обычно и бывает в истории, однозначного ответа на вопрос о том, какое это будет государство, история не дала (хотя это утверждение и не понравится апологетам нынешних США).
Здесь, на сайте www.worldcrisis.ru, много говорилось об отказе властей СССР от проектных принципов «Красного» проекта со второй половины 50-х годов. Однако те люди, которые возглавляли Политбюро ЦК КПСС в 70-е годы, были воспитаны еще в период господства этих принципов, и именно перед ними встал вопрос о том, нужно ли форсировать разрушение «западной» экономики и США после катастрофического «нефтяного» кризиса 1973 года. Я достаточно много сил потратил на то, чтобы разобраться в том, был ли это вопрос сформулирован в явном виде и какой на него был дан ответ.
Это расследование (которое состояло в беседах с бывшими высокопоставленными функционерами ЦК КПСС и КГБ СССР) показало следующее. Во-первых, вопрос был поставлен. Во-вторых, ответ на него был сведен к двум значительно более простым, а главное, технологическим проблемам. Одна из них касалась возможностей СССР по прямому контролю тех территорий, входивших на тот период в зону влияния США и в которых, после распада «суверена», неминуемо должны были начаться неконтролируемые, во многом, разрушительные и опасные для всего мира процессы.
Вторая касалась готовности СССР оказаться один на один с Китаем, который к тому времени уже начал технологическую революцию. Ответы на оба эти вопроса оказались отрицательными – руководители страны пришли к выводу, что СССР не имел возможности непосредственно контролировать почти половину мира, скатывающуюся к тоталитаризму, разгулу терроризма и анархии и одновременно ограничивать растущие возможности Китая. Как следствие, СССР пошел в дальнейшем на переговоры с США и начал процесс, который позже получил название «разрядка».
Поскольку, как уже отмечалось выше, гибель одной из сверхдержав (то есть переход к единственному в мире независимому государству) была предопределена объективным развитием экономической ситуации, США менее чем через 10 лет столкнулись с тем же самым вопросом, и решили его принципиально иначе. Связано это, скорее всего, со спецификой философии прагматизма, чрезвычайно распространенной в США, но, с точки зрения окончательного результат, это не принципиально. На практике США решили сначала разрушить СССР, а потом начать разбираться с возникающими проблемами. Которые, как мы сегодня видим, оказались ровно теми же самыми, решения которых не могли найти руководители Советского Союза.
Собственно говоря, с моей личной точки зрения, США так и не смогли (и уже не смогут) решить поставленные вопросы – что уже достаточно скоро станет понятно всем. Исчезновение СССР вынудило США непосредственно контролировать его бывшую сферу влияния, и с этой работой они явно не справляются. Резкий рост терроризма, который, кстати, был создан и развит самими сверхдержавами в рамках противоборства друг с другом и потеря контроля над ним связан как раз с разрушением системы мирового паритета и «Ялтинской» системы. А уж последующий рост роли Исламского глобального проекта уж точно стал следствием исчезновения СССР (из чего не следует, что такого роста бы не было при ином развитии ситуации. Другое дело, что скорость этого роста могла бы быть существенно более низкой).
Про кризис экономики США я даже говорить не буду – значительная часть сайта (и нашей с А.Кобяковым книги) посвящена тому, насколько необходимость «освоить» экономическую зону бывшего социалистического Содружества ускорила экономический кризис «Западного» глобального проекта.
Что касается противостояния с Китаем – пока США держатся... Однако есть очень много аргументов в пользу того, что, в конце концов, Китай победит. Доказать это сейчас невозможно – но в любом случае, не вызывает сомнений, что те члены Политбюро ЦК КПСС, которые оценивали ситуацию 30 лет назад, оказались чрезвычайно адекватны ситуации... [Хазин прав насчет Китая, потому что плановая в основе, то есть «государственная экономика» всегда побеждает неуправляемый рынок. В спорте это называется «система бьет класс», то есть хорошо организованная команда выигрывает у команды из индивидуальных звезд.]
Отметим, что общая конфигурация мировой экономики за последние 30 лет существенно изменилась. Переход Юго-Восточной Азии и Индии к индустриальной парадигме существенно изменил объемы мировых рынков, что не только позволило возникнуть новым независимым государствам, но и обеспечило новый рывок в углублении мирового разделения труда, который еще более увеличил «порог независимости».
Настала пора перейти к выводам. Главный из них состоит в следующем: если современная финансово-экономическая парадигма не изменится, то независимым государством может быть только то, которое контролирует (уже) не менее 1,5 миллиарда человек. В мире сегодня есть только два государства, которые имеют (или в скором будущем могут получить) такие собственные рынки: Китай и Индия. США могли бы сохранить в среднесрочной перспективе свою независимость при условии, что они оставили бы под своим контролем рынки Европы и Латинской Америки. Однако экономические проблемы (возникшие, как мы помним, по итогам распада СССР) США вызвали необходимость привлечения дополнительных ресурсов со всего мира, в частности, за счет бывших союзников. Достаточно упомянуть череду экономических катастроф в странах Латинской Америки, выполняющих условиях МВФ (Эквадор, Аргентина и т.д.). В результате, отношения США с этими регионами существенно ухудшилось, и в рамках договорного процесса они могут и не достичь результатов, необходимых для дальнейшего продолжения экономического развития. [Здесь я предлагаю задуматься над тем, что такое «экономическое развитие»? Дебилы-экономисты и враги парадигмы «государственной экономики» под «экономическим развитием» понимают только рост рынка, бесконечный рост потребления в модели «общества потребления». Но эта парадигма развития уперлась в естественные ограничения ресурсов планеты и особенностей человеческого организма. Миллиадер может построить яхту со ста каютами, но не сможет жить одновременно во всех каютах. Можно носить одежду до ее физического износа, а можно менять так часто, как позволяет кошелек. Диалектика подсказывает, что истина лежит где-то между крайностями и состоит из противоречий – и менять одежду не надо, и отставать от моды стыдно. Следующий этап развития общества – создание общества, которое будет опираться в своем развитии на осмысленные объективные законы развития человеческой цивилизации (см. «О будущем с точки зрения науки» в разделе «Идеология» – под развитием будет понимать не рост рынка, а развитие условий для экспансии разума в пространстве и времени, то есть разумом космических пространств и защита разума от природных катаклизмов.]
Что касается западной Европы, то у нее есть шанс, однако он связан с развитием аналогичных договорных отношений, прежде всего, с Россией. А для этого, как показывает опыт последних лет, Европе нужно серьезно отойти от парадигмы «Западного» глобального проекта, с его отказом от библейских ценностей... [Давайте улыбнемся, надо прощать людям поэтические слабости.]
Здесь следует отметить еще одно обстоятельство: те, кто предлагает для России варианты технологической модернизации (и объясняет, какие условия для этого необходимо обеспечить) совершает заведомый подлог. Даже СССР, даже все социалистическое Содружество уже 10 лет назад не могли обеспечить для себя нормального экономического развития – поскольку не обладали рынками сбыта соответствующего масштаба [вообще-то причины краха СССР вроде бы другие, прежде всего, желание партномеклатуры перевести свои привилегии в пожизненное владение собственностью]. Говорить о том, что такого результата может достичь современная, маленькая Россия просто наивно [наивно в рамках парадигмы свободного рынка, но вполне возможно в рамках «разумной цивилизации», см. «О будущем с точки зрения науки»]. Значит, речь идет не о «модернизации России», а о включении России (уже не как независимого государства) в систему рынков в рамках сателлитов другого независимого государства [Посмотрите прекрасно описание последствий включения Греции в ЕС [17].
С другой стороны, избежать включения в систему мирового разделения труда Россия просто не может. Поэтому вопрос идет не о том, можно ли избежать вступления в ВТО (Киотский протокол, МВФ и т.д.), а о том, как даже в рамках этих организаций сохранить некоторый минимум независимости, который бы позволил (в случае существенного изменения мировой ситуации) начать реализацию программы национального (или проектного) возрождения. Технологически это возможно сделать только за счет очень тонкого балансирования между основными современными центрами силы: США, Европой, Китаем, Индией, исламским миром. А вот переговоры по нашему вступлению в ВТО, к сожалению, ведут явные сторонники США, что вряд ли приведет к необходимому эффекту ...
Отметим, что экономические проблемы «Запада» и явная экспансия Исламского глобального проекта, дают еще один вариант развития ситуации – разрушения существующей (и единственной) финансово-экономичской парадигмы, мировой системы разделения труда. Этот вариант позволяет вернуться к ситуации множественности независимых государств и значительно более богатому мировому политическому спектру, однако неминуемо влечет за собой резкое падение уровня технологического развития человечества и уровня жизни населения планеты [не согласен, мировое сотрудничество и освобождение от гнета ТНК и Мирового капитала, наоборот, приведет к росту уровня жизни планеты. Но всей, а тех, кто может включиться на равных в научно-технические прогресс. Большинство стран Африки и Азии придется на этом пути бросить, как бросают отставшие танки во время наступления, а у человечества очень мало времени].

( написано 19.02.2006,   опубликовано 19.02.2006)

(Комментарии написаны 19.12.2011)